Жизнь – штука на редкость странная. Ходишь в школу, ходишь, вдруг бац, вторая смена. Приблизительно так случилось у Коляна.
Сам не понял, когда и как влюбился.
С того дня как поступил в институт, юноша сразу ушёл от родителей на вольные хлеба: поселился в общагу, устроился подрабатывать. Сначала магазин по ночам охранял, потом молоко на машине по точкам развозил, на третьем курсе дипломные писал, сайты по частным заказам конструировал.
Программировать в качестве фрилансера понравилось. Платили неплохо, особенно после того, как одному заказчику за несколько месяцев сайт раскрутил. Он потом заработанные деньги не успевал тратить.
Тот чел и подгонял большинство проектов.
На пятом курсе Колян комнату в коммуналке приобрёл, через год однокомнатную квартиру.
Работал много, с огоньком, но особо на деньгах не заморачивался. Любил жизнь, покутить был не прочь, выпить не дурак. Относительно девчонок на сладкое был особенно азартен.
Не сказать, чтобы записной бабник, нет. Девичью неприкосновенность Колян уважал, сближался исключительно по согласию, но и на себя не позволял хомут повесить.
Любил парень девчонок подарками и нежностью побаловать, пыль в глаза пустить был мастер, приударить основательно мог месяца два-три, поболтать, стихи читать был мастер, повеселиться умел, искренне восхищался девичьей красотой, умом и грацией, но меркантильным и расчётливым не был.
Рассказываю, а сам удивляюсь: он в натуре такой положительный, этот загадочный Колян? Тогда почему до сих пор не в семейном стойле?
Нормальные девчонки, которые со стержнем внутри, своего не упустят. У них на этот случай специальный датчик где-то внутри незаметно тикает: параметры надёжности и эффективности регистрирует-замеряет.
Чуть что – зуммер срабатывает, посылает импульс, запускает систему жизнеобеспечения в режим экстренного погружения. Природа своё дело туго знает: не сорвёшься.
Вспомнил! Именно об этом и хотел рассказать. Видимо так и случилось.
Была у Коляна одна конкретная заморочка – нагуляться хотел досыта: мир посмотреть, себя показать. Попутно планировал создать уютное, комфортное во всех отношениях гнёздышко с соответствующими этому обстоятельству потребительскими стандартами.
Как только доходил наш герой в мыслях до этого момента, все основательные семейные планы разом рассыпались как карточный домик.
Зачем, думал он, пихать голову в супружеское ярмо, если так дают, причём безумно любят независимо от желания менять скромную холостяцкую жизнь на самоотверженное служение одной единственной даме, которая не может быть идеальной?
Все дружки через пару месяцев счастливого супружества подвывать начинают, кляня неоправданную поспешность в выборе лучшей в мире пары.
От смиренных, но жарких невест без территориальных, имущественных и прочих матримониальных претензий у Коляна отбоя не было.
Бывало, подкинут хороший срочный заказ, он телефон и прямой интернет отключает, окна зашторивает, затоваривается куревом, пельменями и пивом, запирается на три замка изнутри и сидит, притаившись, носа за кордон холостяцкой территории не кажет.
Не тут-то было. Лезут охотницы за острыми ощущениями из всех щелей как пруссаки-тараканы.
Миллионы способов авантюристки ненасытные изобретают, чтобы в его холостяцкой берлоге хоть на одну ноченьку оказаться, чтобы услышать вкрадчиво-нежный шёпот, ощутить на сокровенных местах сильные руки.
Каждая из тех, кто хоть раз забредал в его скромную обитель, мечтал почувствовать на губах привкус любовного мёда, на животе и груди нежные прикосновения, не говоря уже о живительных соках сладострастия и обо всём остальном, что составляет для них смысл существования.
Сентиментально-лирические и пикантные страсти, приключенческие постельные новеллы в жанре танцевально- эротических мюзиклов, фестивалей, изящных развлекательных импровизаций, бесстыдно-необузданные фантазии, оргии до полного изнеможения с десятками оргазмов и прочие изыски направо-налево Колька не раздавал.
Тайны эротического мастерства парень берёг как зеницу ока, распоряжался пылкостью, расточал драгоценные любовные соки лишь с теми девчатами, в которых чувствовал функциональную ненасытность, желание безоговорочно подчиняться и некую специфическую червоточинку: кого можно было не опасаться в качестве лица, ограничивающего свободу, с кем впоследствии не сложно разойтись без последствий.
Если дама начинала намекать на любовь до гроба, на лирические, драматические и прочие сюжетно неприемлемые мотивы, Колян сразу направлял любовную искру в землю и обнулял потенциал.
Жизненная установка была такая: ни детей, ни семьи, ни привязанностей до сорока лет быть не должно: харам, табу.
Свои правила Колян выполнял неукоснительно, случайностей не допускал даже в приличной степени подпития и когда основательно входил в роль шекспировского Отелло.
Друзья его практически поголовно на соблазнительные наживки в виде обсыпанных сахарной пудрой пончиков, тугих синтетических грудей, пикантных изгибов и укромных местечек, скромно- манящего взгляда и прочие маневровые мистификации уже клюнули.
Из холостых аборигенов острова невозмутимо-проницательных и морально устойчивых женихов Колян оставался последним из Могикан.
Над незадачливыми любителями стабильно иметь под собой одну и ту же трепетную вагину в обмен на личную свободу и независимость, он вполне резонно насмехался, парируя тем, что гильза всегда должна соответствовать снаряду, который в неё забивают, то есть настроению того, кому матушкой природой положено быть сверху.
На свадьбе у Васьки, он уже по второму кругу нашёл себе желанную-суженую, к Коляну загадочным образом присоседилась худенькая весёлая брюнетка с приятными формами и весьма оживлённой манерой общения.
Девушка вела себя так, словно знакома с ним если не с родильного дома, то с ясельной группы точно. Она была несколько моложе Коляна, но обращалась с юношей так, словно взяла над ним шефство.
Виталина азартно шутила, влезала во все без исключения свадебные розыгрыши и развлечения, а вместе с собой без труда затягивала Кольку, который сам не понял, что на сей раз нарушает одно из основных своих правил – подчиняется девчонке.
Новая знакомая не только самозабвенно веселилась. Вместе с карнавальной оживлённостью она старательно играла роль опытной интриганки, искательницы приключений, коварной искусительницы, игривой кокетки, дерзкой, самоуверенной и немного нахальной.
Удивительно, но её взгляд, улыбка, мимика и жесты такому экстравагантному имиджу совсем не соответствовали.
Виталина производила впечатление прямо противоположное. Такое милое личико, такой прелестный лукавый взгляд, немного любопытный, чувственный, волнующий никак не мог обмануть опытного сердцееда.
Кольку как магнитом тянуло к разбитной девчонке. Он даже выпивать не стал, настолько интересным, многообещающим и увлекательным видел возможное продолжение случайного рандеву.
Единственный танец, который Виталина по его недосмотру подарила какому-то напыщенному самодовольному самцу, Колька просидел за столом как в воду опущенный.
Первой реакцией на такую несправедливость было желание немедленно разобраться с этим наглым оленем, однако портить свой имидж без опасения порвать и без того тоненькую ниточку возможных отношений не захотел – сделал вид, что его это не касается.
Когда дерзкий мерзавец вернул подругу на место, Виталина загадочно улыбнулась, кокетливо показывая, что её провести не удалось. Она явно флиртовала с Коляном, но одновременно обидела, задела за самое живое, за мужское достоинство.
– Ну и пусть, ну и ладно, – подумал Колька, – не больно надо. Их много, а я один. Сейчас такое изображу, сама за мной бегать будет.
Ага! Виталина, похоже, ко всем имеющимся у неё достоинствам ещё и мысли читала. Девушка капризно фыркнула, равнодушно, но очень соблазнительно повела плечиком, чувственно надкусила губку, состроила гримасу высокомерия и картинно отвернулась.
Пришлось угождать девчонке, уговаривать, притворяться, лицемерить. Как же неприятно было изображать шутливо-равнодушную добропорядочность, извиняться дурачась.
Колька сам от себя не ожидал такого странного усердия. Странности собственного поведения настораживали и бесили.
Одно дело покупать цветочки, чтобы получить причитающийся за это приз, баловать в мелочах и совсем другое – рефлексировать, реагировать на тщеславные, можно сказать эксцентричные выходки молоденькой кокетки, свидетельствующие о том, что та просто набивает себе цену.
Как бы там ни было, со свадьбы они удрали вместе. Гуляли, держась за руки по вечернему городу, сверкающему разноцветной иллюминацией, пили ужасный кофе в какой-то третьесортной забегаловке, чтобы немного согреться.
Погасив озноб, вместе прыгали на одной ножке, куда-то бежали, громко смеялись. Потом зачем-то ели ужасно холодное мороженое, отчего замёрзло даже в животе. Заскочили на ходу в запоздалый трамвай, даже не посмотрев, куда он направляется.
Там тоже было знобко. Обнялись, стало теплее и лучше.
Им было безразлично, куда и зачем идти, ехать.
Не доезжая одной из остановок, не сговариваясь, соскочили, нашли укромное местечко на набережной. Там обнимались, целовались, бросали в реку камни, наблюдали, как они при падении в воду рассыпают сверкающие искры на лунной дорожке, заворожено смотрели на звёзды.
Колян, видимо находясь под впечатлением от свидания, начал чувственным голосом декламировать чьи-то стихи со странным звучанием и не менее удивительной темой: начало любви – с окаёмочкой блюдце… Движенье по кругу, без мысли споткнуться. Губами коснёшься, блеснёт позолота…
Пьёшь прямо из блюдца настой бергамота – изысканно нежный… дыханьем шафрана
наполнен весь воздух, чарующий, пряный… Подушечкой пальца, по краешку блюдца,
скольженье, глоток, и по кругу… Вернуться…
– Кто, кто написал такую прелесть? Никогда не слышала подобное. Как красиво!
– Это Николь Аверина. В интернете прочитал.
– Хочешь сказать, что сразу запомнил? А ещё, ещё можно?
– Я много стихов знаю, но декламировать вслух могу лишь под настроение. Давай так, сейчас я тебе прочту из Вероники Тушновой, но обсуждать ничего не будем, просто помолчим, насладимся впечатлением, подумаем.
– Что-то грустное?
– Как сказать. Скорее жизненное… А знаешь, всё ещё будет! Южный ветер ещё подует,
и весну ещё наколдует, и память перелистает, и встретиться нас заставит, и ещё меня на рассвете губы твои разбудят. Понимаешь, всё ещё будет!
– Ты о чём?
– Это стихи, Виталина. Веронике Тушновой, автору этих строк, было тридцать шесть лет, сорок седьмой год, меньше чем через два года после войны. Дальше хочешь услышать?
– Конечно, хочу, ещё спрашиваешь! Ведь ты не просто так выбрал эти строки? Я понимаю, что это тонкий намёк на толстые обстоятельства.
– Не важно. Ты уже большая девочка. Решать тебе… В сто концов убегают рельсы, самолёты уходят в рейсы, корабли снимаются с якоря… Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь.
А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?
– Ещё как понимаю… ещё как. Проводишь меня?
– Спрашиваешь.
Никто никого провожать не стал. Это были не просто стихи, это был диалог сердец.
Кому придёт в голову по собственной упускать счастье?
Дома у Коляна ребята оказались далеко за полночь. Они были возбуждены разговором.
Разговором и не только.
Поцелуев было много, очень много.
Странная она, Виталина. Хотела казаться высокомерной бесчувственной эгоисткой, умеющей подмять под себя любого мужика, якобы привыкшей царапаться и кусаться, а на самом деле…
Чувственные податливые губы, трепетная первородная греховность девственного поцелуя, низкий волнующий голос, запах разбуженной невзначай нетронутой страсти.
Колька думать не смел о чём-то ином, кроме объятий и поцелуев. Это он-то, Колька, ловелас, сердцеед и дамский угодник собственной персоной.
Оба были довольные, счастливые, уставшие, смертельно голодные, ужасно хотели немедленно лечь спать.
В холодильнике не оказалось ничего, кроме двух пачек пельменей и баночки сметаны.
– Тебе сколько варить, Виталина?
– Чего сколько? Кидай все.
– Мы же не съедим. Жалко выбрасывать. Не подумай, что я жмот, но это продукты. Предки расстроились бы…
– Глупенький. Что не съедим – утром разжарим.
– Смеёшься? Варёные пельмени жарить? Может лучше сразу выбросить?
Зря смеялся. Обжаренные до хрустящей корочки пельмени оказались великолепным, восхитительно вкусным блюдом.
Колян с Виталиной заснули, не раздеваясь, даже не заметили, как и когда. Оба были до предела психических и физических возможностей перевозбуждены.
Выпустить девочку из объятий Ромео всю ночь не решался, то и дело проверял, не упустил ли свою Жар-Птицу.
Такого с ним ещё не было.
На следующий вечер Колька с нетерпением встречал Виталину на автобусной остановке. Весь день ему не работалось, хотя на нём висели два срочных заказа, давили на нервы. Каждые пять минут он получал и отправлял сообщения на смартфоне.
Девушка прибыла на свидание с тяжёлой объёмной сумкой и рюкзачком.
– Ты чего, Виталинка, переселиться решила?
– Вот ещё! Я привыкла всё необходимое держать под рукой.
– Подушку и одеяло прихватила?
– Будет нужно… а чего это ты подкалываешь? Не нравится – могу обратно отвезти.
– Молчу-молчу, шучу-шучу, а то по шее схлопочу, тебя, конечно, огорчу. Я лучше сумки захвачу, потом, любя защекочу и на ночёвку приючу.
– Так-то лучше.
– Где мой шкафчик, – сходу спросила девочка у Коляна в квартире.
– Чей!?.
– Определись, Коленька. Я с ночёвкой к тебе пришла или без?
– Конечно, с ночёвкой… это не обсуждается.
– Тогда обозначь, пожалуйста, мою автономную территорию, у меня должно быть личное пространство, хотя бы малюсенькая полочка.
– Можно полюбопытствовать, что именно ты собираешься там припарковать?
– Какой же ты любопытный. У каждой женщины есть сугубо интимные тайны. Я не обязана делиться с тобой сокровенной информацией. Скромнее надо быть, дружочек, сдержаннее, интеллигентнее.
– Уже стал. А спать, извини за вопиющую бестактность, мы будем в костюмах или разденемся до трусов?
Виталина заразительно захохотала, стала разгребать прямо на кровати внутренности обеих сумок, намеренно выставляя напоказ несколько пар трусиков, хлопковую маечку, колготки, свитер ручной вязки, спортивный костюм, пижаму, два платьица, носочки, носовые платки, косметичку, кошелёк и паспорт.
В рюкзачке лежали прозрачные контейнеры с котлетами, жареным картофелем, бутерброды, пакет со свежими овощами, бутылочка растительного масла, десяток яиц, пачка чая, сахарный песок и конфеты.
– Думаю, голодать не придётся. Я всё-всё продумала.
– А я, меня ты учла в своих планах?
– Издеваешься, да? Побег, оборона, осада, аварийная посадка и эвакуация не предусмотрены. Шаг в сторону – побег, прыжок на месте – провокация. Я ничего не забыла? Ответственность сторон можем обсудить немедленно. Предупреждаю сразу – я девица.
– С этого места подробнее. Я ведь жениться не намерен, мы так не договаривались.
– И не нужно. Поедим и тихонечко спать ляжем. Разве я что-то другое предлагаю? Ты должен быть осмотрительным, осторожным, остерегаться подделок, контрафакта и нелицензионной продукции. Спать с девочкой, даже если она в штанишках… не маленький, должен понимать всю меру ответственности. Обязан знать, самонадеянный мальчишка, о возможности непорочного зачатия.
Кольку трясло не по-детски. Виталина озорничала, проказничала, но ему было не до шуток. Её замечательное остроумие юноша воспринимал как декларацию о намерениях, объём и координаты которых не укладывались в устоявшуюся проекцию видов на его ближайшее будущее.
В матрицу Колькиного разумения алгоритм серьёзных отношений с обязательствами не вписывался, но Виталина…
Девушку как будто совсем не озадачило странное Колькино поведение: беспомощное мычание, смятение, настороженность, замешательство, ступор.
Виталина аккуратно прибралась в комнате, постелила постель на двоих, сходила в душ, долго с наслаждением плескалась, потом, не стесняясь, надела пижамный комплект и домашние тапочки, распустила волосы, накрыла на стол и включила телевизор.
– Чего нахохлился, любимый Обними хотя бы. Ты что, не рад мне? Для чего в гости-то приглашал?
Боишься, что отниму свободу? Ты же мне стихи читал, а сам их не услышал.” Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?” Ты свободен, Коля, как вольный ветер, как ласточка в небесах. Я пошутила. Можешь расслабиться, мне ничего от тебя не нужно. Помоги, пожалуйста, собрать вещи.
– Я, ты… нет-нет, не уходи, останься.
– Ты действительно этого хочешь? Тогда послушай. Недавно купила книгу, совершенно случайно, тогда я не представляла, что встречу тебя, что ты, взрослый человек, в душе окажешься маленьким капризным мальчиком. Не важно, я не об этом.
Книга называется “О любви ко всему живому”. Не представляю, почему и зачем я выбрала именно её. Теперь знаю. Все случайности в жизни закономерны. Лишнее мы просто не замечаем. Это точно.
Автора зовут Марта Кетро. Это псевдоним. Там много всего: о любви, о жизни. Знаешь, о чём я подумала, когда ты декламировал Тушнову, как её стихи переплетаются с мыслями из этой книги, с тем, что мы сейчас чувствуем, чего ждём и чего боимся.
Мне особенно запомнилась одна цитата: Раньше мне казалось, что свобода – это получать всё, что хочешь, а сейчас подозреваю, что свобода в том, чтобы не хотеть.
Давай посидим молча. Ты подумаешь, я буду молиться. Не напрягайся, это совсем не то, о чём ты подумал. Я не хожу в церковь, но думаю, что невидимый мир в каком-то виде существовать может.
Под молитвой я понимаю желания и мысли, облечённые в словесную форму, только и всего. Они не обязаны совпадать с твоими стремлениями и планами.
Думаю, завершение нашего едва начавшегося романтического приключения не станет трагедией. Нам же было хорошо вдвоём, правда? Я тебе благодарна. Честно-честно. Я ведь до тебя даже приблизительно не знала, как это, полюбить. Да!
– Я уже подумал, Виталина. Оставайся. Я тоже до тебя ничего не знал. Совсем ничего.